урожай с ФБ

[puckurt]

Название: My Sweetest Downfall
Переводчик:  Christmas Deer
Бета:  ~.Ди.~
Оригинал: "My Sweetest Downfall" by alicebluegown16, разрешение отправлено
Ссылка на оригинал: здесь
Размер: миди, 6440 слов
Пейринг/Персонажи: Пак, Курт, Финн, Сэм (как оригинальный персонаж), Мерседес, Пак/Курт, Сэм/Курт, Финн/Курт
Категория: слэш
Жанр: Romance
Рейтинг: R
Краткое содержание: Чем проще Курту воспринимать Финна как брата, тем сложнее относиться к Паку как к своему другу.
Примечание: Название из песни Регины Спектр Samson, упоминается фильм Velvet Goldmine, фанвидео про Курта и Брайана. Фик написан после первого сезона, персонаж Сэма введен из-за так и не подтвердившихся во втором сезоне спойлеров, его характер, соответственно, ООС.

У Курта Хаммела был план.
Хороший план, внушающий благоговение своей простотой и гениальностью.
Звучал он так: смыться из Лаймы, штат Огайо.
Вот более подробная версия: смыться из Лаймы, штат Огайо, в кратчайшие сроки, куда угодно – туда, где проживает большое количество горячих голубых парней. Бонусные баллы, если это будет где-то на восточном побережье, поскольку Курта привлекала местная история и культурные достопримечательности, а так же фантастический общественный транспорт. К тому же, осень с ее шарфами и богатой, огненной красно-оранжевой гаммой (в листве и в одежде), яблочным сидром (горячим какао – на случай особенно декадентского настроения), а так же легким морозцем в воздухе, от которого розовеют щеки, а глаза выглядят еще ярче, была его любимым временем года.
Иногда Курт представлял, как получает диплом, пожимает руку директору Фиггинсу, идет к микрофону и объявляет во всеуслышание: «К черту все это. Я умываю руки». Только вежливее. Потому что, как бы заманчиво это ни звучало, не стоило ставить отца в неловкое положение и сжигать все мосты, тем более с учетом того, что папа, скорее всего, будет финансировать его проживание на Восточном побережье до тех пор, пока Курт не решит, кем хочет стать в будущем.
С того момента, как Финн Хадсон присоединился к Новым Направлениям, план был слегка откорректирован: помочь Финну Хадсону осознать, что он любит члены. Далее следовало дополнение к доработанной версии плана: помочь Финну Хадсону осознать, что ему, возможно, особенно симпатичен член Курта. Поскольку пока что дела шли не очень хорошо, а Финн был привлекательным, милым, и, в общем-то, идеально подходил на роль бойфренда периода старших классов. Они могли бы вместе пройти через всю эту романтику отношений в старшей школе, а потом, когда придет пора выпуска, Курт последует своим путем (на восток), а Финн отправится... ну, если быть честным, куда-то, где не слишком высокие критерии поступления.
Курт полагал, что мог бы влюбиться в Финна, если бы разрешил себе. Но, если все пройдет гладко, в соответствии с планом, – это будет милый, безопасный, ничем не омраченный школьный роман. Спустя десять лет воспоминание о нем заставит Курта с ностальгической улыбкой вздохнуть над кружкой капучино и подумать: «Неужели когда-то я был так молод?». Именем Финна Хадсона будет бросаться его будущий восточно-побережный бойфренд в пылу спора. «О, я сожалею, что не настолько хорош, как твой Хадсон». Они будут кричать и вопить, и Курт будет обвинять его в том, что он ведет себя, как глупый, ревнивый ребенок. А после сокрушительного для мебели примиряющего секса Курт будет целовать его плечи и клясться: «Финн – мое прошлое. Ты – мое будущее».
Далее последует еще больше секса, но он будет медленнее, и, возможно, за окном будет идти дождь. В своем воображении Курт мог позволить себе клише, а секс в милой, теплой и уютной квартирке под звуки стучащего в окно ливня – это все-таки клише, хоть и очень сексуальное.
Мерседес утверждала, что этот план в лучшем случае выставляет Курта идиотом, а в худшем – социопатом: «Нельзя заранее решить, в кого ты влюбишься! И использовать людей нельзя. Финн, возможно, не самый яркий представитель человеческой расы, но он все еще личность».
Хорошо, может быть, Курт немного загнул, и все это звучало как: «Танцуй, моя марионетка! Муа-ха-ха-ха!»
Но он отнюдь не был глупым. Чтобы не выставить себя дураком перед гипотетическими сексуальными мальчиками с Восточного побережья, следовало заручиться опытом. Финн Хадсон мог бы стать гейскими приставными колесиками к его первому велосипеду.
К сожалению, план провалился, когда выяснилось, что Финн не всегда такой уж милый и вежливый, как предполагалось. Иногда он проявлял себя как эгоист и манипулятор, а в некоторых случаях вовсе поступал жестоко. Курта называли педиком бесчисленное количество раз, но теперь в его кошмарах это всегда был голос Финна. Вот так и умерла его влюбленность. Отныне Курт не мог даже подумать о том, чтобы любить Финна Хадсона в милом, безопасном, ностальгическом, школьно-романтическом смысле этого слова.
Конечно же, он извинился. Потому что Кэрол Хадсон правильно воспитала своего сына. На самом деле, Финн извинялся не один раз. Первое время было приятно наблюдать за тем, как он пресмыкается. Курт, потворствуя своим садистским наклонностям, забавлялся, подкармливая финново чувство вины при каждом удобном случае. Апогеем был отказ Финна от вечера с пиццей и видеоиграми у Мэтта в пользу просмотра с Куртом шоу «Проект Подиум».
Это не делает Курта плохим человеком, что бы Мерседес ни говорила. А говорила она примерно вот что: «То, что ты заставляешь его скакать через все эти горящие – горящие, заметь! – обручи, в полной мере делает тебя плохим человеком, Курт Хаммел, и последствия не за горами, помяни мои слова».
А потом наступило лето, и Финн проводил каждую свободную от преследования Рейчел минуту, работая с Куртом и Бертом над расширением дома. Правда, таланта к инженерии в нем было, как у восьмипалого учителя труда, так что по большей части он только путался под ногами, и Курт то и дело прикусывал язык, чтобы не повысить на него голос.
Будь проклята Мерседес и ее извечная правота, потому что последствия не заставили себя ждать. Забава с извинениями перестала быть забавной, поскольку они лишь бередили свежую рану, не давая ей затянуться (можете придумать любую другую, менее отвратительную метафору). Теперь Курт хотел только одного: чтобы Финн пообещал больше не говорить подобных гадостей и можно было, наконец, закрыть эту тему на веки вечные.
Объективно говоря, когда нервы Курта сдали, и он высказал наболевшее, разразилась катастрофа с криками и руганью, а Финн смотрел на него так, будто Курт задавил его щеночка. Но каким-то причудливым образом оказалось, что именно этого разговора им не хватало, чтобы вздохнуть с облегчением. Теперь они могли общаться, как взрослые люди, и дела пошли на лад. Провалившись как объект влюбленности, Финн отлично справился с ролью брата. Нет, иногда он был настоящим придурком и в этой роли: развлекался, поднимая вещи Курта высоко над головой и ухахатываясь над тем, как он прыгает, пытаясь их достать, или скапливал грязную одежду огромной токсичной горой, прежде чем все-таки отправить ее в стирку. Но после первых недель осторожного хождения на цыпочках Курту нравилось даже это.
Мерседес была убеждена, что он свихнулся, когда Курт вдохновенно делился с ней историями о том, как Финн настойчиво учил его отрыжечному алфавиту или как они провели выходные в пижамах, играя в «Гитар Хиро» и глядя «Грязную работенку» (кого волнует, что ведущий почти на тридцать лет старше? Марк Роу все равно сексуальный, ясно?). Или как Финн отталкивает Курта с дороги, чтобы первым добежать до ванной, крича через плечо: «Кто последний, тот лох!». В один прекрасный вечер Курт заснул за просмотром фильма, а проснувшись, обнаружил, что его сводный брат нарисовал ему усы и бородку подводкой для глаз и теперь фотографирует результаты своего труда на телефон. Проще говоря, он любил своего папу всем сердцем, но было невыразимо приятно иметь под боком человека, который, глядя на него, видел просто Курта, а не «Курта, хрупкий голубой цветочек, который нуждается в покровительстве и защите от большого, злого мира».
Может быть, он действительно свихнулся. Потому что в субботу в торговом центре Финн неловко пытался участвовать в оценке парней в фуд-корте, объясняя это тем, что ему следует узнать вкусовые предпочтения Курта, ведь: «Чувак, мы собираемся стать братьями, и ты, в натуре, заслуживаешь найти кого-нибудь, кто сделает тебя счастливым, так что я должен знать подобные штуки, чтобы помочь тебе с этим делом». Курт истерически смеялся в течение двадцати минут. А потом рыдал, как белуга.
Если Финн Хадсон глупый, то Курту бы очень хотелось, чтобы в мире было побольше глупых людей.

***

Финн спросил разрешения, прежде чем пригласить Пака в первый раз. И, пока Курт освобождал его от этой необходимости, поскольку дом принадлежал и Финну тоже, а соответственно, он мог приглашать друзей, если хотел, голос в голове Курта кричал: «Спасибо, спасибо, спасибо!», потому что, если бы он пришел домой и внезапно обнаружил, что Пак сидит на диване, у него бы, вероятно, случился сердечный приступ.
Курт был абсолютно уверен, что, откажи он Финну, тот не стал бы спорить. Они почти стали сводными братьями, и Курт знал: если бы дошло до выбора между сводным братом и лучшим другом, который обрюхатил его подружку, Финн бы выбрал его.
Потом он вспомнил взгляд Пака, когда тот рассказывал, что отец ушел от него, и когда он спрашивал у Квинн, может ли присутствовать при рождении Бет. Это был взгляд парня, который старался сделать как лучше, который может действительно серьезно нуждаться в друге сейчас, и Курта смущало то, что его брат оказался достаточно умным, чтобы заметить это первым.
Поначалу посещения Пака вызывали у Курта вполне объяснимый порыв спрятать все свои детские фотографии и запереть дверь в свою спальню. Несмотря на то, что он в какой-то мере сочувствовал Пакерману, наивным он не был и ни в коем случае не позволил бы потенциальному материалу для шантажа валяться без присмотра, на случай если у Пака случится рецидив и он сойдет с рельс приемлемого для «отныне хорошего парня» поведения.
Но Пакерман ни разу не поджигал шторы, ничего не крал, он даже обращался к Берту исключительно как «сэр», так что спустя некоторое время Курт расслабился и понял, что они с Паком каким-то образом стали чем-то вроде друзей. По крайней мере, Финн мог оставить их вдвоем в комнате, и их общение не заканчивалось кровопролитием. Курт, к своему удивлению, узнал, что Пак может быть забавным. Его шутки бывали неуместными и немного грубыми, но порой он вставлял и остроумные замечания. Он вообще оказался умнее, чем думало о нем большинство людей, в том числе, как подозревал Курт, и сам Пак.
Курт едва с дивана не свалился от удивления, когда в один из этих «Финн оставил их вдвоем в комнате» моментов Пакерман выдал:
– Ты ведь знаешь, что мне всегда было похрен, что ты там хочешь делать со своим членом, да?
– Я извиняюсь?..
– Броски в мусорные баки и прочее дерьмо, это было не потому, что ты гей. Подумал, ты должен знать. Меня твоя ориентация никогда не волновала, просто бесило, что ты смотришь на всех свысока, будто считаешь себя лучше других. Я фобиями не страдаю, Хаммел. Просто не люблю снобов. Хотел внести ясность. Но раз уж оказалось, что ты, вроде как, нормальный парень, а вы с Финном собираетесь стать братьями, я подумал, может, стоит зарыть топор войны, типа того.
И все то время, пока Пак озвучивал это доселе не оговариваемое мирное соглашение, он даже не оторвал глаз от видеоигры. Курту захотелось кинуть чем-нибудь тяжелым в его голову.
– Я что... должен почувствовать себя лучше после этого?
Пак только пожал плечом, безмолвно сообщая, что он может чувствовать себя так, как ему заблагорассудится.
Наверное, было не очень правильно, что Курту от услышанного действительно немного полегчало. Вот что он вынес для себя: Пак понял, что ошибался насчет него, признал свою ошибку, извинился и выразил намерение изменить свое поведение. Хорошо, это очень вольный перевод с языка Пака на общепринятый, но Курт преуспел в его изучении, так что уловил суть. В общем-то, довольно глубоко для шестнадцатилетнего реабилитирующегося мудака. И, конечно, стоило отдать ему дань уважения за то, что Пак был первым подростком в Лайме, которого не волновала возможность подхватить гей-вирус.
– Хорошо, положим, ты тоже не дышащий через рот безмозглый спортсмен, как мне изначально казалось. Так что, выходит, мы оба произвели друг на друга не лучшее первое впечатление.
– Теперь мы разобрались, так? Потому что, если мы разведем еще больше сантиментов, мне придется выйти на улицу и навалять бездомному или что-нибудь в этом духе, чтобы восстановить баланс во вселенной.
Финн зашел в комнату, как раз когда Курт бил Пака подушкой по голове. Он так и не понял, отчего его попытка отчитать Пака за оскорбление брата вызвала у них приступ безудержного веселья.

***

Таким образом, Курт и Пак примирились друг с другом и обнялись – в метафорическом смысле, конечно же. Они до сих пор часто спорили, только теперь Финн не обращал на это внимания вместо того, чтобы принимать напряженный и озабоченный вид, будто с минуты на минуту ему придется разнимать драку.
А иногда… спора не случалось. Например, в тот раз, когда Пакерман сидел и слушал, как Курт без тени смущения предавался фанатскому экстазу по поводу удивительной личности Регины Спектр, признаваясь, что, если бы это было физически возможно, он бы без колебаний стал натуралом и занялся сексом с одним только ее голосом. Пак, во-первых, не выказывал дискомфорта от таких разговоров, во-вторых, не говорил Курту немедленно заткнуться, в-третьих, попросил его записать диск с какими-нибудь песнями этой исполнительницы. И он действительно прослушал его. А потом они говорили о них. И набросали некоторые задумки для номера в хоре. Все это время Финн смотрел с написанным на лице безмолвным криком: «Кто вы, и что вы сделали с настоящими Паком и Куртом?»
Но Курт не возлагал больших надежд на это краткосрочное летнее перемирие. Он был абсолютно уверен, что броски в контейнер с мусором со стороны Пака прекратятся, но им точно не суждено обмениваться самодельными фенечками дружбы и прочее. Курт рассудил, что в лучшем случае может надеяться на кивок в школьном коридоре.
Он был убежден: если продолжать говорить себе, что такой расклад нисколечко не разочарует, в конечном счете, начнешь в это верить.
Пак быстро зарубил эту теорию на корню, сев рядом с ним на первом собрании хора. Курт уже раскрыл было рот, чтобы сказать, что в аудитории полно других свободных мест, но Пакерман отпустил особенно остроумный комментарий по поводу одежды Рейчел, невозможным образом еще более язвительный, чем вертевшийся у Курта в мыслях, и он рассмеялся так громко, что был вынужден маскировать смех кашлем. После этого Пак садился с ним каждый день, и Курт не возражал.
Затем Пакерман взял в привычку подсаживаться к Курту на обеде, несмотря на то, что Мерседес и Тина пялились на него, будто он под кайфом от витамина D. Для протокола: Курт считал реакцию Арти – а в первый раз, когда Пак сел с ними, он выпалил: «Черт, ты что, проспорил кому-то?» – более чем неуместной.
Также Ноа прогуливался с ним до его кабинета, даже если приходилось идти в другой конец здания. А по утрам ждал Курта на стоянке, не оставляя шанса тем, кто караулил момент для будничной процедуры погружения лузеров в мусорку с первым звонком.
В очередной день после практики с хором Курт зажал его в угол.
Нет, это прозвучало неправильно. Зажимают в угол, когда чье-то поведение вам не нравится, а Курт вовсе не намеревался кричать: «Я протестую! Как ты смеешь становиться между мной и мусорным баком?!». Курт просто хотел докопаться до сути. А также, возможно, опровергнуть любые, даже самые крохотные, пустячковые, раздражающие подозрения, что изменившееся на сто восемьдесят градусов поведение Пака является основой для большого и сложного розыгрыша. Курт почти ненавидел себя за то, что допускает такую возможность.
Он чуял, что серьезно просчитался с вопросом: «Финн приставил тебя ко мне?», – но черт бы его побрал, если он знал, в чем именно.
Неделей позже Пак разбивает Карофски нос, когда тот толкает Курта на шкафчики и обзывает педиком. Эта новость облетает школу в течение часа. Как только Курт выходит из кабинета английского, Мерседес подкрадывается к нему сзади, как ниндзя, и выталкивает на лестничную клетку для разговора.
Он начинает шутить о том, как ценит ее усилия, но все еще является геем, а потом замечает, что подруга просто вибрирует от волнения.
– Ты. Пак. Выкладывай. Немедленно. Учти, я узнаю, если ты соврешь, так что ничего не утаивай.
– Он… мой друг? – сказав это, Курт тут же решился повторить свои слова, но уже без вопросительной интонации. – Пак мой друг. Мы общаемся. Как ни странно, его музыкальный вкус не такой уж и ужасный, и он согласен с моей теорией, что Рейчел Берри одевается в темноте.
Только проговорив это, Курт осознал, что сказал правду.
Они подружились.
И чем он ему отплатил? Заподозрил худшее и предположил, что Пак относится к нему хорошо только по просьбе Финна.
Ух ты. Он действительно лажает, когда дело касается дружбы, так? Теперь Курту хотелось забраться в мусорный бак самостоятельно.
В наказание за инцидент с носом Карофски Пакерман был вынужден две недели оставаться после уроков.
Курт дожидался его каждый день после школы, и, когда Пак освобождался, они ехали домой к Хаммелам-Хадсонам и зависали там, даже если Финн отсутствовал. Это оказалось забавным: играть в видеоигры, обмениваться идеями песен, а иногда, когда этого совсем не избежать, делать домашнюю работу.
Так что они поддерживали традицию, даже когда срок наказания истек.

***

В первый раз, когда Финн привел Сэма в их дом на ужин, это несколько напоминало сцену, когда собака приносит тушку животного к ногам хозяина и смотрит на него с обожанием: «Я дарю тебе этот подарок, потому что люблю тебя!»
Финн взирал на Курта с такой надеждой и абсурдным чувством гордости за то, что справился со своей работой и нашел брату потенциального бойфренда, что это было почти невыносимо. Когда дошло до того, что он подмигнул и поднял большие пальцы позади плеча гостя, Курт был вынужден извиниться, выйти из-за стола и как следует просмеяться на кухне.
Правда, задумавшись об этом позднее еще раз, он осознал: «Эй, вот же она, возможность не умереть девственником, какого черта ты ждешь?»
В целом, Сэм был идеалом. Он уже симпатизировал членам, и даже более того – члену Курта. Или, как это звучало в формулировке Финна, Сэм бормотал и тушевался по дороге на ужин, потому что – Финн особенно акцентировал эту часть – он находил Курта очень милым, а его вокальные данные выдающимися.
Курт рассудил, что это вполне ему подходит.
Ну, то есть он действительно старался, так? Они встречались почти два месяца, и это было… славно.
Сэм был очень милым, очень хорошим и весьма привлекательным.
Просто… Сэм напоминал гей-версию Финна. Именно об этом, Курт мог поклясться чем угодно, он мечтал шесть месяцев назад, но сейчас их отношения вызывали смутные ассоциации с инцестом.
А еще его парень – по-другому просто не скажешь – он был скучным.
Угодливый в почти невыносимой степени. С извечными «Как тебе захочется, Курт» и «Лишь бы тебе было хорошо». Теперь он знал, что этого недостаточно, чтобы удержать его внимание. Курт стал таким избалованным в том, что касалось партнера для дискуссий (как-то раз они с Паком спорили о преимуществах Джона Леннона перед Джорджем Харрисоном с такой страстью, с которой историки обычно обсуждают причины развала Советского Союза).
Иногда во время продолжительных поцелуев он ловил себя на мыслях о домашке по алгебре.
Курт был уверен, что такого бы никогда не произошло, будь на месте Сэма Пак.
В тот момент, когда сравнение пришло к нему в голову, Курт мысленно оставил себе записку: «Ты ни в коем случае не будешь думать о Паке в романтическом ключе. С наилучшими пожеланиями, Я».
Это заключение осложнялось тем, что Пакерман, кажется, был единственным человеком, которому Сэм не нравился. На самом деле, он его, кажется, ненавидел, если судить по тирадам в духе: «Иисусе, Курт, я понимаю, что он твой бойфренд, но этот хренов блондинчик хоть иногда выпускает тебя из виду?»
В один из таких случаев Курт похлопал его по руке и шутливым тоном уверил: «Не переживай, дорогой. Я все еще люблю тебя сильней». И Пак улыбнулся. И Курт улыбнулся в ответ. И они просто стояли посреди коридора, улыбаясь друг другу, пока Мерседес не посоветовала им снять номер в мотеле.
В конце концов, дошло до того, что Пак сшиб Сэма во время тренировки и буквально окунул лицом в грязь, хотя они оба играли в наступательной позиции (и да, Сэм, он знает, что это значит, он уже неплохо разбирается в игре, так что можно оставить попытки покровительственно объяснить ему правила, потому что это не так уж и очаровательно, когда с тобой разговаривают, как с бестолковым ребенком).
Курт находил довольно печальным то, что их футбольная команда была настолько хреновой, что тренер Танака купился на объяснение Пака, будто тот в запале игры забыл цвет своей футболки.
Подводя итоги, дело обстояло так: Сэму нравился Курт, Курт делал все возможное, чтобы ответить ему взаимностью, Пак ненавидел Сэма, а Курту очень хотелось встать на его сторону и заверить его, что нет необходимости вести себя, как мудак, потому что они будут друзьями, независимо от того, с кем он встречается.
Черт.
Конечно, чья бы корова мычала, но подобные рассуждения звучали охренительно по-гейски, даже для него (Господи, теперь он даже разговаривал как Пак).
Ситуация разрешилась – нет, подождите, это звучит неправильно – кульминация наступила, когда э-э-э… у Курта появились подозрения, что он, возможно… Ну, хорошо. Знаете, что? Нужно просто произнести это вслух, так?
До него наконец дошло, что он, возможно, запал на Пака, в один из вечеров, когда Курт без особого успеха пытался думать о Сэме во время того, как… уделял себе внимание, и вдруг услышал, как Пак хрипло смеется ему на ухо, ощутил его руку на своем члене, его пальцы, запутавшиеся в волосах, сжимающие его бедра, проникающие внутрь, губы Пака, глаза Пака… Пак. Везде, внутри, снаружи, вокруг и – о, Господи, он просто… он… черт, черт.
Не на что тут смотреть, расходитесь.
Это абсолютно нормально – выстрелить спермой на собственный подбородок, так?
Конечно.
Если ты порно-звезда.
Курт расстался с Сэмом на следующий день (и он, конечно, был еще более милым, мягким и угодливым, чем всегда, отчего Курт чувствовал себя полнейшей сволочью).
Оставалось только надеяться, что мальчики с Восточного побережья сочтут его сомнительное амплуа «голубого паренька из маленького города без особого опыта в постели» необъяснимо очаровательным.
Новый план Курта звучал так: никогда больше не думать о Паке в сексуальном контексте.

***

Выходило так же хорошо, как если бы кто-нибудь сказал ему: «Ни в коем случае не думай про слонов».
То есть, вообще не выходило. Потому что в ту же секунду, как ты обещаешь не думать о них, слоны завладевают твоими мыслями.
Да уж, Пак был одним из тех недоступных ему сексуальных слонов, с такими-то широкими плечами и манерой сидеть во время репетиций хора, непринужденно развалившись на стуле, отчего руки у Курта начинали зудеть из-за желания проскользить по внутреннему шву его джинс, и эта пухлая нижняя губа, за которую так и хотелось укусить…
А знаете, что самое ужасное? Самое ужасное в том, что речь шла не только о сексе.
Когда Пак пришел к нему после того, как наконец окончательно расстался с Квинн, и Курт пытался заставить его улыбнуться, рассказывая о предстоящей ему операции «К Черту Все Это» и планах на Восточное побережье (опуская часть про горячих голубых парней, просто, мол, это дерьмо только на время, а впереди нас ждет что-то лучше и значительней), Пак повернулся к нему и спросил: «Могу ли я участвовать в плане?»
Будто для него совершенно нормально в буквальном смысле спрашивать разрешения проследовать за Куртом через всю страну после выпускного, несмотря на то, что еще пару месяцев назад они едва выносили друг друга. Когда они только успели так близко сдружиться, до степени «куда ты – туда и я»? И почему Курта не предупредили об этом? А потом Курт видит выражение его глаз, отчаянный и затравленный взгляд, который, бывало, смотрел на него из зеркала, и решает: да кого волнует, когда это случилось, если это уже произошло, толкает Пака плечом и говорит, что вместе веселее.
Или тот случай, когда Пакерман смотрел «Бархатную Золотую Жилу» вместе с ним, хотя Курт клялся, что это огромный, сверкающий взрыв гомосятины и он, скорее всего, возненавидит этот фильм (лучше уж так, чем если бы Курт заявил напрямую: «Если мне придется сидеть рядом с тобой на этом диване и смотреть кино, в котором, в общем-то, нет ничего, кроме симпатичных мальчиков, которые целуются и трахаются, я умру от стыда или от сексуальной неудовлетворенности, – я еще не решил, от чего именно»).
Так или иначе, они его посмотрели. Пак не возненавидел его. На самом деле, когда фильм закончился, Пак сказал, что находит охренительно трагичным тот факт, что Брайан бросил Курта (и то, как Пак улыбнулся, произнося имя героя Эвана Макгрегора, совершенно точно не заставило его сердце трепетать) и предал настоящую любовь и свое творчество, только чтобы кончить как продажное ничтожество, которое снюхивает кокс с бедер какой-нибудь проститутки. А потом Пак сказал, что им обязательно нужно сделать номер в стиле глэм-рока и Курту раз плюнуть спеть Ballad of Maxwell Demon, к тому же у него уже есть подходящая обувь и прочее.
А еще как-то раз в выходные Пак ночевал у них дома, и на следующее утро, когда Курт забрел на кухню, силясь продрать глаза и отчаянно нуждаясь в кофеине, Пакерман передал ему чашку кофе прежде, чем он успел попросить. Напиток был приготовлен точно так, как ему нравилось, и, вмиг сделавшись ручным, Курт покраснел до корней волос.
Дерьмо. Теперь в дополнение к сексуальным фантазиям добавилась фантазия о том, как они с Паком вместе готовят завтрак и делят газету, будто старая супружеская пара.
Курт понял, что он в беде, когда в один из вечеров Финн нерешительно спросил его:
– Ну, гм... ты и Пак?..
– Мы друзья. Пак мой друг.
– Ага. Конечно, – Финн лихорадочно закивал. – Просто, ты знаешь, хотел убедиться.
Да.
Пакерман – его друг.
Друг, который согласен отправиться с ним на другой конец страны; друг, который смотрит с ним фильмы, в которых парень, игравший Оби-Вана, и тот, что играл Бэтмена, занимаются сексом на крыше; его друг, с которым ему хочется делать яичницу и бороться за первую страницу газеты и о котором он думает во время мастурбации.
Ну, знаете, такой вот друг.
Да какого черта с ним происходит? Был же план, помните? Пак не вписывался в этот план. Он натурал. Курт имел право на одну жалкую влюбленность в мальчика-натурала и уже воспользовался им, спасибо большое. Если он предпримет какие-то действия в сторону Пака и тот отвергнет его, это будет неловко, и ужасно, и неправильно, отныне и навсегда. А кто будет присматривать за Финном? О таких вещах тоже нельзя забывать.
В общем , его увлечение-пристрастие-что-бы-то-ни-было следовало пресечь.

***

Пакерман запер план с подавлением и отрицанием на замок и выбросил ключи наиболее эффектным образом.
А карту, ведущую к этому месту, сжег.
Позже, наконец успокоившись, Курт мысленно настучал себе по голове. Отчего он никогда не рассматривал возможность того, что Пак, может быть, тоже воспринимает его не как обычного друга?
Это был один из тех вечеров в отсутствие Финна, и, вместо того, чтобы уйти, когда Курт заявил, что это его дом и его правила, а следовательно, «Ноа Пакерман, мы будем смотреть "Сплетницу", так что прекрати ныть, смирись с этим и признайся себе, что любишь этот сериал», Пак повалил его на пол, пытаясь отвоевать пульт. Когда Курт оказался под ним, с запястьями, зажатыми над головой, он начал возиться, пытаясь вырваться, и быстро пришел к выводу, что нет, в кармане Пака отнюдь не ключи, и да, он, видимо, очень рад его видеть. А потом они начали... Курт действительно ненавидел это выражение «тереться насухую», потому что это грубо. Он предпочел бы скатать «гладиться», это почти то же самое, только гораздо лучше звучит. Так что они начали гладиться... Поглаживаться? Ерзать друг на друге, как животные в период спаривания? И Пак наклонился, кусая его в место между шеей и плечом, и Курт кончил так сильно, что в буквальном смысле увидел звезды.
Ну, привет, кинк, о котором он даже не знал.
Первый оргазм, который Курт испытал с другим человеком, произошел с Ноа Пакерманом, на полу спальни, в штанах, с пультом дистанционного управления, давящим в спину.
Боже мой, звучит как отгадка для рейтингового квеста.
Прежде чем Курт даже сообразил, что только что случилось, Пак скатился с него и пробормотал что-то вроде: «Увидимся завтра в школе».
А потом он просто ушел. Встал и вышел из комнаты, и Курт хотел разозлиться, хотел знать, как это произошло, но больше всего он хотел, чтобы Пак хотя бы поцеловал его напоследок.
Во что превратилась его жизнь?
Потому что, серьезно, что это за херня?
Курт овладел особой гейской магией и совратил Пака? Должен ли он со дня на день ожидать почестей от гей-мафии за приобщение нового члена к своему эгоистичному гедонистическому образу жизни?
Разве Пак голубой? Ну уж нет, одинокий папа-подросток явно не голубой. Бисексуал? Гей в отношении Курта? Би-любопытствующий? Чертовски точно, что не натурал, и, боже мой, его гей-радар оказался абсолютно бесполезен. Вся эта любовь к Регине Сперктр и глэм-року должна была автоматически поднять радужные флаги. Не стал бы Пак надевать штаны в облипку ради одной только групповой активности.
А потом отличавшийся отвратительной практичностью голос в его голове указал на то, что речь шла о Паке. Парне, который был не способен отделить эмоциональную близость от близости типа «снимай свои штаны», и, конечно, он просто запутался и искал друга, с которым можно поразвлечься. Он ведь секс-акула. Если он прекратит движение, то умрет.
«Да, вот только Пакерман дружил с Финном гораздо дольше и не делал поползновений в его сторону», – заметил тот самый ужасно практичный голос.
Ого.
Внезапное рычание «мое, мое, мое, не трогай» в качестве реакции на визуальный образ Финна и Пака было для него неожиданностью.
Черт возьми.
Мерседес совершенно права. Ты действительно не можешь запланировать, кого полюбить, и он был по уши влюблен в Пака, как Брайан Слэйд из «Бархатной Золотой Жилы», как мультяшный персонаж с сердечками в глазах. Он так хотел, чтобы Ноа был его мужчиной. Только, будь это так, Курт никогда не повторил бы ошибки Брайана и не потерял бы его.
Карма – бессердечная сука, верно?
Карма была первой стервой на районе. Карма заставила бы сучек вроде Сантаны сказать: «Эй, сбавь обороты».
А он полностью облажался.
Мерседес достанет его, если узнает.

***
У Курта не имелось никакого плана касательно следующего дня, что, вероятно, к лучшему, поскольку было абсолютно очевидно: все его планы – отстой.
Одно он знал точно: Пак счел прошлый вечер бессмысленным и сейчас, вероятно, восстанавливал свою гетеросексуальность, трахая первую попавшуюся девчонку прямо на школьной стоянке.

Чего он, конечно, не делал. Не трахался с девушкой, в смысле. Но он был здесь и ждал его, как и в любое другое утро, и с Куртом приключился момент отчаяния, мол: «Хорошо, пусть будет так, если ты этого хочешь, то мы притворимся, что вчера вечером ничего не произошло, только, пожалуйста, не покидай меня».
И это еще раз демонстрировало, как глубоко он погряз.
Первым, что сказал ему Пак, было:
– Я не Финн Хадсон.
Курт закрыл глаза на то, что эти слова не звучали романтично или сексуально. Это одновременно являлось извинением, признанием и предупреждением, он услышал в них целую жизнь не-бытия Финном Хадсоном, и это было больно. Курту было больно от того, что Пак испытывал боль.
Какой же он ребенок. Глупый, глупый ребенок, и если бы у него был шанс, если бы Пак позволил ему, Курт бы выбрал миссией своей жизни позаботиться о том, чтобы голос Пака никогда больше не звучал подобным образом.
Начиная прямо сейчас, с того, чтобы взять его руку, переплести их пальцы и сказать ему:
– Слава Богу, ты не он.
Нет, Пак не был Финном Хадсоном. В последнюю очередь его можно назвать безопасным и беспроблемным вариантом. Он все еще являлся мудаком на пути реабилитации, и, вероятнее всего, впереди его ждет не один рецидив. Он зачастую говорит или делает неуместные вещи, а иногда ведет себя, как полный придурок.
Но Курт готов терпеть это, потому что Пакерман также забавный, а иногда и остроумный, и он умнее, чем сам о себе думает (Курт собирается работать над этим), а еще у него неожиданно неплохой вкус в музыке, и он согласен с теорией о том, что Рейчел Берри одевается в темноте, и он называет папу Курта «сэр», не любит снобов, признает свою неправоту, несмотря на то, что не любит говорить о своих чувствах, как и все мальчишки. И он мог быть таким сладким. Он действительно мог быть очень, очень милым, странным и замечательным образом. Игра определенно стоила свеч. Пак делал Курта счастливым, а разве не этого он, по словам Финна, заслуживал?
Ноа являлся всем, чего только можно желать, и спустя десять лет, когда Курт, хотелось бы надеяться, повзрослеет, это обстоятельство не изменится. Нет, изменится, конечно же. Он, вероятно, будет хотеть Пака еще больше, потому что Пак как шестнадцатилетний мальчик был фантастическим, а уж как мужчина двадцати шести лет… Ох, Курт уже не мог дождаться этой встречи.
– Я собираюсь поцеловать тебя. Как ты на это смотришь?
Пак дождался, пока он вдохнул и пробормотал: «Да, пожалуйста», – а потом… Курт, определенно, не думал о домашней работе, он вообще ни о чем не думал, не смог бы даже вспомнить собственное имя, потому что Пак низко застонал, когда он наконец-то прикусил его нижнюю губу, потому что руки Пака были везде, путались в волосах, спускались по спине, сжимали его задницу, сводили его с ума. Курт не сразу понял, что животные стоны исходят от него самого и что он отчаянно вцепился в плечо Пака, в то время как тот бедрами прижимал его к автомобилю.
Они расцепились, только когда докучливая потребность в кислороде стала нестерпимой, а затем Пак, не теряя времени, принялся посасывать его ключицу, что было лучшей идеей в истории человечества.
– Ноа Пакерман, почему ты никогда не признавался, что влюблен в меня? – он сделал попытку собраться с мыслями и поговорить, но потерпел поражение в обоих начинаниях. Спасибо и на том, что голос не надломился.
– Курт Хаммел, почему ты не заметил, что я влюблен? – Пак посмотрел на него, уголки его губ приподнялись, и тут-то – тут до Курта наконец дошло.
Пакерман хочет зарыть топор войны, Регина Спектр, споры про Джона Леннона и Джорджа Харрисона, обед за одним столом, соседние места во время репетиции хора, Пак защищает его в коридоре, бьет Карофски, ненавидит Сэма, «Бархатная Золотая Жила», Пак спрашивает, может ли он участвовать в операции «К Черту Все» и знает, какой кофе он пьет… и так далее, и так далее.
Курту действительно стоило пересмотреть свое мнение о том, что Финн не очень сообразительный, ведь его сводный брат первым понял, что происходит.
– Я тоже тебя люблю, – выдохнул он, когда наконец смог составить слова в связное предложение, в то время как губы Пака рассеянно проследили путь от его брови до ушной раковины. – Хотел внести ясность.
«Не переживай, дорогой. Я все еще люблю тебя сильней». Да. Безусловно, так и есть.
Ноа крепче обнял его за талию, и от того, как потемнели его глаза, Курту захотелось напомнить: «Знаешь, моя машина прямо здесь, и у нее тонированные окна».
Он сунул ладони в задние карманы джинс Пака, отчего тот с признательностью поднял брови.
– Значит, мы разобрались? Или тебе недостаточно телячьих нежностей?
Пак фыркнул от смеха и поцеловал его еще раз.

***

Конечно, Курт не был наивным.
Он знал: даже если они любят друг друга, споры не прекратятся. Но для этого и существует разрушительный для мебели примиряющий секс. А после – долгий и медленный трах под звуки барабанящего в окно дождя. И, если Курт будет в особенно щедром настроении, когда Пак затеет с ним борьбу за пульт на полу спальни, он, может быть, позволит ему победить.
Никакого плана до сих пор не существовало.
Они действовали не по плану, за исключением смутного «давай продолжим целоваться еще некоторое время».
Но чуть позже тем утром, когда Пак взял его за руку в школьном коридоре, в то время как остальные смотрели на них (а судя по двойному самодовольному «я знал это!» выражению на лицах Мерседес и Финна, люди действительно пялились), Курт решил, что польза планирования серьезно переоценена.